Буря на острове - Страница 54

Шли дни. И чем дальше продвигался обоз, тем мрачнее становилась окружающая местность. Всё реже попадались цветущие усадьбы. Всё меньше было обработанных полей, на которых трудились крестьяне. То тут, то там виднелись остовы обгоревших строений. А потом на дороге стали попадаться оборванные, голодные, несчастные люди. Эдит не могла смотреть спокойно на шатающихся от усталости и недоедания женщин, за юбки которых цеплялись грязные худые дети. Они упорно продвигались туда, где, по их представлениям, шла нормальная жизнь. Надежда на обретение крыши над головой и куска хлеба толкала их вперёд.

И первая же трагедия на дороге заставила Эдит принять решение. Когда под вечер прохладного дождливого дня чуть ли не под копыта её легконогой кобылки бросилась крайне измождённая женщина, Эдит остановилась, всматриваясь в лишённое жизни лицо. А женщина, увидев, что сумела привлечь внимание, воззвала к ней хриплым слабым голосом:

– Будьте милосердны, госпожа, – почти прошептала несчастная, протягивая к всаднице худенькую и бледненькую, но очень хорошенькую девочку лет двух. – Спасите моё дитя. Мне уже не жить, но ребёнок не заслуживает смерти. Её зовут Гита. Ей два с половиной года. Она должна жить. Спасите её, возьмите с собой.

Эдит соскочила с лошади и приняла на руки легкого как пушинка ребёнка.

– Вы тоже должны жить, – преодолевая ком в горле, проговорила она. – Мы возьмём вас с собой, вас и девочку.

Женщина залилась слезами и пыталась поцеловать руку сердобольной госпожи. Эдит распорядилась взять мать с ребёнком в одну из повозок и накормить их. Обоз двинулся дальше. На сердце у молодой женщины было тяжело. Мысли возвращались к тем, кого она подобрала на дороге. Она надеялась, что спасла их. Но чуда не произошло. Тёмной ночью, перед самым рассветом измождённая женщина тихо угасла. Лицо её было спокойно. И только теперь, в смерти, стало видно, что женщина была красивой и довольно молодой. Утром сделали привал и умершую похоронили на краю вересковой пустоши, поставив на холмике простой деревянный крест из двух скреплённых между собой веток. На руках у Эдит осталась маленькая девчушка, которую она не могла оттолкнуть от себя и которой намеревалась заменить мать. Рауль поддержал жену.

– Вот мы и начали пополнять свою семью, дорогая, – тихо сказал он, ласково погладив Эдит по руке.

А потом подхватил на руки малышку, слегка подбросил вверх, вызвав счастливую улыбку на худеньком личике, и прижал к груди.

– Добро пожаловать в семью де Гранвилей, малютка, – прошептал он и, поспешно отдав ребёнка жене, ускакал вперёд, чтобы скрыть непрошенные слёзы.

Война приносит много горя людям. Но самое страшное, что она может сделать, – это искалеченные детские жизни.

С этого дня Эдит стала по-особому относиться к несчастным беженцам, попадавшимся на их пути. Она старалась хоть немного подкормить тех, кто шёл дальше. А обременённым детьми женщинам предлагала вернуться назад с их обозом и поселиться на их, пусть и не обжитых пока, землях.

– Даст Бог, мы справимся, – говорила она. – Вместе будет легче.

И когда обоз добрался, наконец, до места назначения, их отряд пополнился добрым десятком женщин и чуть не двумя дюжинами детей. В конечном итоге это пришлось по душе всем. Многие воины подумывали уже о том, чтобы построить свои маленькие домики и обзавестись семьями вместо того, чтобы прозябать в казарме. А звонкие детские голоса придавали какую-то удивительную свежесть заброшенному полуразрушенному поместью и вселяли надежду.

Когда пришла осень, поместье совершенно преобразилось. Весело смотрели многочисленные окна большого господского дома, одноэтажного, но вместительного и удобного. Как грибы после тёплого летнего дождя выросли вокруг него уютные маленькие коттеджи и хозяйственные постройки. Был приведен в порядок сад, не слишком пострадавший от войны и заброшенности. Ожили поля, обработанные трудолюбивыми руками арендаторов и немногочисленных крестьян. Пребывал в сохранности приведенный с собой скот, а на птичьем дворе стало и вовсе оживлённо.

Михайлов день встречали весело. Сыграли несколько свадеб. Было похоже, что число детей вскоре увеличится. Пример всем показывала сама хозяйка. Она была счастлива будущим материнством, хотя малышка Гита ходила за ней по пятам и называла её мамой. Эдит не возражала, она легко приняла девочку в свою семью, успела привыкнуть к ней и уже считала своей.

Рауль де Гранвиль с семьёй, домочадцами, вассалами и арендаторами прочно укрепился на своей земле.

Была поздняя прохладная ночь, ясная и звёздная. Матильда сладко спала в их супружеской опочивальне, утомлённая горячими ласками мужа. А королю не спалось.

Вильгельму очень хотелось покоя, простого человеческого покоя. Чтобы забыть хоть на время обо всех этих ужасах, что остались позади. О реках крови в жестоких битвах, о мятежах и предательствах, о разорённых селениях, выжженных садах и потоптанных полях. Перед его глазами часто вставал малыш, которого он видел где-то в Стаффордшире. Чудом уцелевший мальчуган лет двух в разорённой и сожжённой деревне сидел у трупа матери, держась за её подол, и горько рыдал, размазывая по маленькому личику грязь и слёзы. Помнится, он велел тогда взять этого мальчугана и доставить его в ближайший уцелевший монастырь. Возможно, он спас ребёнку жизнь, но что она даст ему, обездоленному в самом младенчестве? Обижать детей было не в привычках Вильгельма. Но война диктовала свои правила, и тут уж было не до собственных убеждений.

А сейчас ему до боли хотелось покоя и забвения хоть на время. Надолго не получится, он знал это. Воспитанное с детства чувство долга и ответственности за своих подданных не позволит ему всерьёз отвлечься от своих монарших обязанностей. Но хоть немного-то можно. Он устал, он действительно очень устал и нуждался в передышке. Конечно, мысль о паломничестве в Святую Землю, как сделал отец, никогда даже не приходила ему в голову. Для него отдыхом и омовением для души были воспоминания о любимом им городе. И мысли его снова ушли в прошлое.